Пока есть ноги, дорога не кончается. Пока есть попа, с ней что-то приключается.
Из архивов Ставки. Автор: Пуся (Ка.Р.)
не егоНазвание: Не его... (История одного дождя)
Рейтинг: PG-13
Жанр: слезливо-сопливый рассказик
Автор: Пуся (Ка.Р.)
Герои: Он и она. Еще, возможно, дождь и сумерки
***
Время не лечит, жизнь не учит... Это точно про таких наивных девочек,как вот эта, которая сидит сейчас на подоконнике с бутылкой и сигаретой. Ей уже давно не шестнадцать, у её ровесниц уже дети, а она... Да что она? Она сидит на подоконнике и пускает в потолок колечки ментолового дыма.
Папа говорил, что однажды наступит день, когда она не будет чувствовать боли. Душа закроется, преодолеет болевой порог и станет безразлично. Папе она верила. Всегда и беспрекословно. Папа был прекрасным человеком, "крутым профессионалом", но при этом пил, курил и иногда уходил в загулы.
Она осознанно шла по его стопам. Не в плане пьянок и загулов, хотя... И в этом тоже...
Не понимая, не осознавая, она постепенно превращалась в эдакого Боцмана Жоржа или Шуру Шлезингер... И чем больше превращалась, тем равнодушнее смотрела на мир.
А однажды и вовсе успокоилась.
Из всех эмоций остался только смех.
Да, именно такой вышла она без зонта на осеннюю улицу. Именно такой она попала под тот злополучный дождь..
Но, сука, совсем не эта девочка рыдала в снегу возле костёла, размазывая по щекам превращающиеся в лёд слезинки. Совсем не эта малышка, обняв подушку и уже засыпая, завороженно шептала стихи Пастернака... Не она кричала с балкона: "Я ненавижу тебя!"
И уж конечно же не она после той встречи перестала пить чёрный чай.
Обострённая интуиция, яростная импульсивность, повышенная чувствительность.. Вырываясь откуда-то изнутри, они страшно мешали жить и работать...
А еще больше мешали жить случайные встречи и не радовали случайные связи.
И вот теперь они сидели вместе: она, сигарета, бутылка и её многочисленные белки... Сидели, курили и снова учились жить, используя только одну эмоцию.
Получалось плохо.
***
Она не любила писать стихи, а когда писала, потом долго смотрела, как они догорают в старой отцовой пепельнице-драконе. А вместе с ними уходила боль…
Случалось, конечно, что кто-то оказывался рядом, отнимал и прятал. Не потому, что боялся пожара… Жалко было их…Попадались люди, называвшие это искусством.
Ей вообще везло с друзьями. Всегда. Всеми любимая, всегда смеющаяся… Леди-улыбка…
Она жила, видела боль, смерть, горе, радости… Она проживала день за днём и знала: сегодня не всё гладко. Пусть. Завтра из-за тучи появится солнце.
Но однажды… Однажды что-то сломалось. Что-то там, в высших сферах, пошло не так.
Солнце, вылезавшее строго по графику, начало запаздывать… А потом вообще прогуливать…
Она не замечала. Продолжала смеяться. Жила так, как привыкла. Словно бы завтра будет новое солнце… Смеялась потому, что не умела плакать.
Дни сменяли дни, проходили годы, она снова и снова то уворачивалась от ударов судьбы, а то и вовсе бросала её через бедро. Она уже не однажды плакала, но не стала ни железной леди, ни кем-то еще… Оставаясь собой, всё так же прыгала через три ступеньки, заплетала в косички кошачий хвост, рвала струны и гуляла под дождём.
Потому что никому не нужны слёзы. Только смех. Единственная приличная эмоция. «Ни любви, ни тоски, ни жалости…»
Тучи сгущались, небо щерилось молниями… А она всё ждала солнца… Наивно смотрела в небо и не бежала домой за зонтиком. Даже когда на нос упала первая капля… И потом, когда осенний промозглый дождь забарабанил по подоконникам и крышам проезжающих машин… всё верила, что вот сейчас…. вот еще немного и будет солнце!!!
Так верила, что оттолкнула человека, раскрывшего над ней зонт. Оттолкнула, а потом провожала долгим взглядом, прощаясь навсегда. Но он вернулся, сгрёб в охапку и унес с собой, уже не спрашивая согласия.
Он сидел напротив и просто смотрел. А она говорила, говорила, говорила…На незнакомой кухне за огромной чашкой горячего черного чая с лимоном он стал единственным во вселенной, кому она рассказала себя всю. Без преувеличений или купюр, от рождения и до этого дождя.
С мокрых волос за ворот рубашки текли ледяные струи, за окном барабанили крупные капли, а он всё слушал, слушал, слушал…Потом заговорил сам…
Смеркалось, чай давно остыл... Только две фигуры в полумраке кухни всё никак не могли разрезать какую-то странную нить, связавшую двух чужих людей. И она понимала, что поздно уже, и неудобно, и вообще надо бежать отсюда, да и он знал, что надо, и что его невеста уж наверное не поймёт такого сидения в полумраке, и что эта гостья стала слишком уж близко подбираться к нему…
Часы пробили полночь, зазвонил телефон, он вышел поговорить, а когда вернулся… Всё как прежде: чашка чуть сдвинута, зажигалка розовенькая не его, сигарета ментоловая в пепельнице… Только её нет. И дверь громко хлопнула.
Она потом вернулась. Кажется, шарфик забыла… Или нет. Что-то глупое… Зажигалку что ли? Да. Точно. Зажигалку. Ту самую. Розовенькую. Не его.
И, конечно, возвращалась она не из-за неё. И, конечно, она хотела остаться. И тогда она готова была прожить с ним всю жизнь…
Только ничего этого не случилось. Просто потому, что так бывает только в сказках, а её звали вовсе не Алиса, чтобы попадать в страну чудес.
В расстегнутом пальто, с шарфом, мотающимся на шее подобно маятнику, спускаясь ступень за ступенью, она думала о нём и том, как повезло ей встретить его сегодня… Вспоминала глаза, волосы, голос, улыбку... Но ступени парадного скоро кончились.
Там, за дверью, ложились крупные хлопья снега. В её город пришла зима.
Она любила полонезОна любила полонез,
Как любят лебеди и дети,
Сильнее всех цветов на свете,
Сильнее солнца и небес
Она любила полонез.
Не оттого, чтобы простила…
Не потому, что отпустила.
Не потому, что он воскрес.
Она любила полонез
Как капельки на окнах в мае,
Как звон полуночный трамвая…
В сопровождении и без
Она любила полонез.
Как голос родины далёкой,
Разлуки траурно-жестокой
И синий за рекою лес.
Она любила полонез.
Графиня. Посвящение Катеньке Бжезинской
Медленно, шатаясь не от водки,
шума зала или от вина,
подойдёте Вы к своей пролётке.
День прошел. И молодость прошла.
Вы обнимете свою болонку,
Крикнете кому-то: "Bon soir!"
и помчитесь...
только Вам в подогонку
Тот же вечер, тот же будуар,
тот же мальчик с нежной белой розой...
Тот же мальчик падает на снег...
Лес в снегу.. А толку, что берёзы?
Он ушел... И будто смысла нет.
Жизнь прошла. Увы, не повторится
Бой часов каминных в зимний день.
И графине больше не влюбиться:
Рядом... Вечно рядом эта тень...
Вот так всегда. Придёт, разбередит...
Вот так всегда. Придёт, разбередит,
что рана кровоточит и гноится.
Пошутит с кем-то: "Девочка чудит",
а я себе клянусь: "Не повторится.
Я выдержу. Не подниму ресниц.
И улыбаться буду не натужно..."
А хочется бежать и падать ниц,
но это никому давно не нужно.
В который раз в одну и ту же муть?
в который раз в одну и ту же реку?
И всё во мне давно кричит: "ЗАБУДЬ!"
Но входит он... и всё.
И звёзды меркнут..
зимние розыКури, мальчик, допивай до дна свою эту странную осень. Я? Одна? Почему одна? Ах потому, что ты меня бросил?
Ну уж нет. Тоже буду курить и смотреть с подоконника в колодец неба. И конечно смогу забыть. И поверю в то, что тебя не было.
Жженый сахар полынью в глотку и по венам до пальцев кончиков. Буду с болью мешать водку и молить, чтобы всё кончилось.
футуристические стансыНочь прошла под знаком Северянина. А наутро (впрочем, как обычно) снова, от поэзии чуть пьяная, родила кусочек неприличного:
По-северянински играли скрипки
И чуть касались музыкой прибоя.
А ты с такой есенинской улыбкой
Читал о том, как было всё у моря.
В игристых винах каличные леди,
В мехах, шелках и розовом гламуре
куда-то растворялись на рассвете,
Различные по весу и фактуре.
А снег, почти совсем седой и белый,
Укутывал в молекулы снежинок…
Мы жить еще, конечно, не умели,
Но очень остро чувствовали: живы!
Тебя не позвала в свою дорогу:
Оставшись в полумраке простыней
Ты станешь чем-то вроде «Слава Богу!»
На жизни искалеченной моей.
не егоНазвание: Не его... (История одного дождя)
Рейтинг: PG-13
Жанр: слезливо-сопливый рассказик
Автор: Пуся (Ка.Р.)
Герои: Он и она. Еще, возможно, дождь и сумерки
***
Время не лечит, жизнь не учит... Это точно про таких наивных девочек,как вот эта, которая сидит сейчас на подоконнике с бутылкой и сигаретой. Ей уже давно не шестнадцать, у её ровесниц уже дети, а она... Да что она? Она сидит на подоконнике и пускает в потолок колечки ментолового дыма.
Папа говорил, что однажды наступит день, когда она не будет чувствовать боли. Душа закроется, преодолеет болевой порог и станет безразлично. Папе она верила. Всегда и беспрекословно. Папа был прекрасным человеком, "крутым профессионалом", но при этом пил, курил и иногда уходил в загулы.
Она осознанно шла по его стопам. Не в плане пьянок и загулов, хотя... И в этом тоже...
Не понимая, не осознавая, она постепенно превращалась в эдакого Боцмана Жоржа или Шуру Шлезингер... И чем больше превращалась, тем равнодушнее смотрела на мир.
А однажды и вовсе успокоилась.
Из всех эмоций остался только смех.
Да, именно такой вышла она без зонта на осеннюю улицу. Именно такой она попала под тот злополучный дождь..
Но, сука, совсем не эта девочка рыдала в снегу возле костёла, размазывая по щекам превращающиеся в лёд слезинки. Совсем не эта малышка, обняв подушку и уже засыпая, завороженно шептала стихи Пастернака... Не она кричала с балкона: "Я ненавижу тебя!"
И уж конечно же не она после той встречи перестала пить чёрный чай.
Обострённая интуиция, яростная импульсивность, повышенная чувствительность.. Вырываясь откуда-то изнутри, они страшно мешали жить и работать...
А еще больше мешали жить случайные встречи и не радовали случайные связи.
И вот теперь они сидели вместе: она, сигарета, бутылка и её многочисленные белки... Сидели, курили и снова учились жить, используя только одну эмоцию.
Получалось плохо.
***
Она не любила писать стихи, а когда писала, потом долго смотрела, как они догорают в старой отцовой пепельнице-драконе. А вместе с ними уходила боль…
Случалось, конечно, что кто-то оказывался рядом, отнимал и прятал. Не потому, что боялся пожара… Жалко было их…Попадались люди, называвшие это искусством.
Ей вообще везло с друзьями. Всегда. Всеми любимая, всегда смеющаяся… Леди-улыбка…
Она жила, видела боль, смерть, горе, радости… Она проживала день за днём и знала: сегодня не всё гладко. Пусть. Завтра из-за тучи появится солнце.
Но однажды… Однажды что-то сломалось. Что-то там, в высших сферах, пошло не так.
Солнце, вылезавшее строго по графику, начало запаздывать… А потом вообще прогуливать…
Она не замечала. Продолжала смеяться. Жила так, как привыкла. Словно бы завтра будет новое солнце… Смеялась потому, что не умела плакать.
Дни сменяли дни, проходили годы, она снова и снова то уворачивалась от ударов судьбы, а то и вовсе бросала её через бедро. Она уже не однажды плакала, но не стала ни железной леди, ни кем-то еще… Оставаясь собой, всё так же прыгала через три ступеньки, заплетала в косички кошачий хвост, рвала струны и гуляла под дождём.
Потому что никому не нужны слёзы. Только смех. Единственная приличная эмоция. «Ни любви, ни тоски, ни жалости…»
Тучи сгущались, небо щерилось молниями… А она всё ждала солнца… Наивно смотрела в небо и не бежала домой за зонтиком. Даже когда на нос упала первая капля… И потом, когда осенний промозглый дождь забарабанил по подоконникам и крышам проезжающих машин… всё верила, что вот сейчас…. вот еще немного и будет солнце!!!
Так верила, что оттолкнула человека, раскрывшего над ней зонт. Оттолкнула, а потом провожала долгим взглядом, прощаясь навсегда. Но он вернулся, сгрёб в охапку и унес с собой, уже не спрашивая согласия.
Он сидел напротив и просто смотрел. А она говорила, говорила, говорила…На незнакомой кухне за огромной чашкой горячего черного чая с лимоном он стал единственным во вселенной, кому она рассказала себя всю. Без преувеличений или купюр, от рождения и до этого дождя.
С мокрых волос за ворот рубашки текли ледяные струи, за окном барабанили крупные капли, а он всё слушал, слушал, слушал…Потом заговорил сам…
Смеркалось, чай давно остыл... Только две фигуры в полумраке кухни всё никак не могли разрезать какую-то странную нить, связавшую двух чужих людей. И она понимала, что поздно уже, и неудобно, и вообще надо бежать отсюда, да и он знал, что надо, и что его невеста уж наверное не поймёт такого сидения в полумраке, и что эта гостья стала слишком уж близко подбираться к нему…
Часы пробили полночь, зазвонил телефон, он вышел поговорить, а когда вернулся… Всё как прежде: чашка чуть сдвинута, зажигалка розовенькая не его, сигарета ментоловая в пепельнице… Только её нет. И дверь громко хлопнула.
Она потом вернулась. Кажется, шарфик забыла… Или нет. Что-то глупое… Зажигалку что ли? Да. Точно. Зажигалку. Ту самую. Розовенькую. Не его.
И, конечно, возвращалась она не из-за неё. И, конечно, она хотела остаться. И тогда она готова была прожить с ним всю жизнь…
Только ничего этого не случилось. Просто потому, что так бывает только в сказках, а её звали вовсе не Алиса, чтобы попадать в страну чудес.
В расстегнутом пальто, с шарфом, мотающимся на шее подобно маятнику, спускаясь ступень за ступенью, она думала о нём и том, как повезло ей встретить его сегодня… Вспоминала глаза, волосы, голос, улыбку... Но ступени парадного скоро кончились.
Там, за дверью, ложились крупные хлопья снега. В её город пришла зима.
Она любила полонезОна любила полонез,
Как любят лебеди и дети,
Сильнее всех цветов на свете,
Сильнее солнца и небес
Она любила полонез.
Не оттого, чтобы простила…
Не потому, что отпустила.
Не потому, что он воскрес.
Она любила полонез
Как капельки на окнах в мае,
Как звон полуночный трамвая…
В сопровождении и без
Она любила полонез.
Как голос родины далёкой,
Разлуки траурно-жестокой
И синий за рекою лес.
Она любила полонез.
Графиня. Посвящение Катеньке Бжезинской
Медленно, шатаясь не от водки,
шума зала или от вина,
подойдёте Вы к своей пролётке.
День прошел. И молодость прошла.
Вы обнимете свою болонку,
Крикнете кому-то: "Bon soir!"
и помчитесь...
только Вам в подогонку
Тот же вечер, тот же будуар,
тот же мальчик с нежной белой розой...
Тот же мальчик падает на снег...
Лес в снегу.. А толку, что берёзы?
Он ушел... И будто смысла нет.
Жизнь прошла. Увы, не повторится
Бой часов каминных в зимний день.
И графине больше не влюбиться:
Рядом... Вечно рядом эта тень...
Вот так всегда. Придёт, разбередит...
Вот так всегда. Придёт, разбередит,
что рана кровоточит и гноится.
Пошутит с кем-то: "Девочка чудит",
а я себе клянусь: "Не повторится.
Я выдержу. Не подниму ресниц.
И улыбаться буду не натужно..."
А хочется бежать и падать ниц,
но это никому давно не нужно.
В который раз в одну и ту же муть?
в который раз в одну и ту же реку?
И всё во мне давно кричит: "ЗАБУДЬ!"
Но входит он... и всё.
И звёзды меркнут..
зимние розыКури, мальчик, допивай до дна свою эту странную осень. Я? Одна? Почему одна? Ах потому, что ты меня бросил?
Ну уж нет. Тоже буду курить и смотреть с подоконника в колодец неба. И конечно смогу забыть. И поверю в то, что тебя не было.
Жженый сахар полынью в глотку и по венам до пальцев кончиков. Буду с болью мешать водку и молить, чтобы всё кончилось.
футуристические стансыНочь прошла под знаком Северянина. А наутро (впрочем, как обычно) снова, от поэзии чуть пьяная, родила кусочек неприличного:
По-северянински играли скрипки
И чуть касались музыкой прибоя.
А ты с такой есенинской улыбкой
Читал о том, как было всё у моря.
В игристых винах каличные леди,
В мехах, шелках и розовом гламуре
куда-то растворялись на рассвете,
Различные по весу и фактуре.
А снег, почти совсем седой и белый,
Укутывал в молекулы снежинок…
Мы жить еще, конечно, не умели,
Но очень остро чувствовали: живы!
Тебя не позвала в свою дорогу:
Оставшись в полумраке простыней
Ты станешь чем-то вроде «Слава Богу!»
На жизни искалеченной моей.
@темы: занимательное, бюро находок